"Моё окно" - мысли, пришедшие сами накануне 100-летия художника.

Широкий подоконник третьего этажа старинного Дома Пастухова с массивными узорчатыми чугунными воротами и винтовой лестницей в подъезде, что в Староваганьковском переулке, спрятавшимся в тени огромного здания книгохранилища библиотеки имени Ленина… На этом подоконнике можно было не то что сидеть, на нём можно лежать и кормить голубей, стайками слетающихся сюда в любое время года.

Из этого окна с тяжёлыми задвижками виден маленький двор, над которым и позади которого возвышается жилое здание, что уже на улице Знаменке. Здание ещё дореволюционной постройки, впрочем, как и сам Дом Пастухова и все окрестные здания.

Сколько лет смотрела Лидия в это окно? Она помнила этот двор ещё в 1938-м, когда окончила Училище ИЗО имени 1905 года… и в 41-м, когда вместе с другими обитателями московских двориков тушила «зажигалки» на крышах арбатских домов, и в 44-м, когда вернулась из эвакуации в Казани, где создала свои первые работы, посвящённые героям обороны Москвы, и 1948-м, когда окончила факультет живописи института имени Сурикова и стала дипломированным мастером живописи и членом МОСХ, и в 1957 во время Международного Фестиваля молодёжи и студентов, когда на полотнах запечатлелась небывало до сих пор яркая и шумная многолюдная толпа, и в 1980 в период Олимпиады-80, отразившейся в спортивной тематике.

Времена года и сами годы сменялись с удивительной быстротой. Утренние солнечные лучи заглядывали в окно, приглашая взглянуть на них в ответ и любоваться свету, которым они наполняли маленький уютный московский дворик.
«Солнечный свет один из моих любимых героев», записала Лидия в своём дневнике… На долгие годы Окно стало мольбертом, а полотна создаваемые на нём запечатлели дворик, запечатлели его укутанным зимним снегом, залитым летним солнцем, подёрнутым лёгкой дымкой сумерек, погрузившимся в ночною мглу, оживлённым утренней суетой по случаю апрельского субботника…
А сколько цветов стояло на этом окне! Кисть художника запечатлела пышные золотые шары и пионы, мозаичные разноцветные флоксы, яркую сирень и душистую черёмуху, великолепные в своём величии гладиолусы, очаровательные и прекрасные розы, а полевых цветов и не счесть!
Не надолго прерывая свою работу, Лидия садилась за старенькое фортепиано Petroff с большими бронзовыми канделябрами и играла цветам «Старую Французскую Песенку» или «К Элизе», или ещё что-нибудь проникновенное и цветы поворачивались на звуки музыки и слушали, слушали, слушали…

Иногда, в распахнутое окно, развевая занавески, врывался Эол. Это был ветер странствий.
Он властно влетал в образе Борея и тогда маленький этюдник с тюбиками красок подхватывался, и Лидия уже мчалась в поезде на Север, в Хибины, в Мурманск, за Полярный Круг, писать суровое Баренцево море и не менее суровых тружеников моря – мурманских рыбаков…
В другой раз, ветер являлся тёплым Нотом и Чёрное море, Крым и Кавказ ждали своего часа быть запечатлёнными и увековеченными в поэзии мастера кисти – старинные улочки Гурзуфа, крымские скалы, и, конечно, люди! Шумные бакинцы, кажется и сейчас слышна их темпераментная речь, стоит только вглядеться в их лица на портретах… Величественные заснеженные горные вершины Кавказа, Тянь-Шаня, Памира, сменялись хлопковыми полями и цветущими яблоневыми садами, и довольные своим урожаем носители халатов, чалмы и тюбетеек широко улыбались, чтобы именно такими остаться на очередном полотне художника. А табуны лошадей и чабаны в белоснежных киргизских колпаках, горделиво и не торопясь, проплывали мимо этюдника, оставаясь навсегда в набросках и эскизах, чтобы затем превратиться в настоящую картину жизни…
Нежный Зефир манил лёгким дуновением в украинские степи и поросшие вековым лесом молдавские Карпаты… и дальше, на Юг, за Дунай, в Болгарию, снова к нему – к Чёрному морю…
А протяжный Эвр, через просторы Камы и Уральский Камень, сквозь тайгу Сибири увлекал за собой в край сурового Байкала и неукротимой Ангары, с её тёмными и мощными водными потоками, как щепки несущими громадные таёжные брёвна. Лесосплав на Ангаре – зрелище завораживающее величием и масштабом!
Так и прослужило Окно (да-да с большой буквы!) и мастерской и мольбертом в течение многих лет… Типография Министерства Обороны, располагавшаяся все эти годы аккурат под Окном решила забрать Дом Пастухова себе. Людей выселили… а Лидия, то ли в насмешку, то ли в строгом соответствии с планом, неожиданно получила свою собственную мастерскую на самом верхнем этаже одной из тогдашних новостроек Москвы… Это спустя 50-то лет!

Окна больше не было… То есть было другое окно, загороженное почему-то фанерой. Но, того самого Окна больше не было! Глухая стена и фанерная перегородка…
…Так ничего и не было сделано и написано на новом месте в последние несколько месяцев жизни…
Работа над московским городским пейзажем с видом на Москву-реку и на Белый Дом, вдохновлявшая, когда-то при пешем походе с Арбата до Плющихи,  и когда Лидия разворачивала свой маленький видавший виды и расстояния этюдник в боевую позицию на Ростовской набережной… так и не была окончена…